|
НИКОЛАЙ НОРД
ИЗБРАННИК АДА
РОМАН
ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ
ИЗ АРХИВА ТОМСКОГО ГУБЕРНСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ПОЛИЦИИ: ВЫПИСКА ИЗ УГОЛОВНОГО ДЕЛА №153
«Полицмейстеру заштатного города Колывань г-ну Зимобородову А. Д.
От участкового пристава уездного поселка Кривощеково Бестемьянова Н.П.
ДОНЕСЕНИЕ
Сим довожу до Вашего сведение результаты предварительного следствия по делу загадочного убивства французских поселенцев, имевшего место быть в поместье Клещиха Кривощековского уезда...
ГЛАВА I
ОПЕРНАЯ ДИВА
1969 год. Осень. Я – студент Новосибирского электротехнического института. И не просто студент, а влюбленный студент. И влюбленный не в абы кого, а в звезду всесоюзного, а то и международного масштаба – солистку Новосибирского Театра Оперы и Балета и победителя последнего, престижнейшего в мире, конкурса молодых талантов в Тулузе, к которому допускались лишь лучшие оперные молодые голоса со всей ойкумены, – Софью Буяновскую! Правда, нельзя сказать, что я был настолько влюблен в эту русую, сероглазую красавицу, с роскошной фигурой Джины Лоллобриджиды и божественным голосом, что готов был утопиться, если бы ненароком не встретил взаимопонимания с ее стороны. Но на мордобой и даже дуэль на шпагах или пистолетах, если бы они существовали в наше время, ради выпускницы Киевской консерватории, несколько месяцев назад переехавшую в наш город, и возле которой уже крутились толпы поклонников, я был согласен. И, вообще, мне в голову накрепко засела идея-фикс жениться на Софье. Такая красота, да еще знаменитая, да еще по заграницам ездит, да еще вращающаяся в бомонде, куда меня без нее на пушечный выстрел не подпустили бы!
ГЛАВА II
КТО ТЫ СОФЬЯ?
… Когда я проснулся, был десятый час. Софьи уже не было. Серое, старое утро туманом разлилось за окном, плавно переходя в день и нагоняя на, разнеженное ночными ласками, сердце ненужную тоску. Умылся под краном, над которым висело овальное зеркало. Утершись полотенцем, заметил, что чернота, легшая с утра на лицо, все так же оставалась на нем, придавая мне вид печального демона.
ГЛАВА III
ЧЕРНЫЙ ПРИНЦ
Я решительно встал и вышел из номера, заперев его на ключ. Тут же за моей спиной клацнул замок двери, по коридору – напротив. Я обернулся и обомлел: передо мной стоял черт в цивильном клетчатом костюме и цветной, в пальмах и попугаях, рубахе без галстука. В левой руке он держал дорогой коричневый кейс из крокодиловой кожи. Наваждение длилось только доли секунд. Мне протягивал для приветствия руку, с белой ладошкой, негр. Настоящий негр. Вживую негра я видел впервые.
ГЛАВА IV
ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Оперный театр – открывавшийся передо мной в перспективе улицы - возвышался за площадью мрачной, мокрой крепостью, готовой отразить любые набеги врагов – там сейчас репетирует Софья. Сам театр безобразно загораживался мрачной скульптурной полувоенной группой. Это был, живее всех живых, вождь мирового пролетариата - Ленин, нависший над площадью серой, гранитной огроминой, вместе с еще двумя такими же мрачными каменюками. Слева от него стоял мужик с ружьем – видимо телохранитель, положенный главе первого советского государства по статусу, справа – тетка, похожая базедочным лицом и, вываливающимися из орбит, глазами на Крупскую, с решительно зажатым в кулаке серпом, но без лукошка с яйцами. Видимо секретарь, такого донельзя молодого, как поется в песне, каменного мертвеца… Сам Ленин, извернув вбок лысую голову на короткой шее, щуроглазо смотрел в загоризонтную даль и туда же указывал, обосранной голубями, рукой – на главный вокзал города - путь к Коммунизму, в который рядовому гражданину СССР – не суждено было добраться, когда-либо, вообще. Но тогда я этого еще не знал. И еще надеялся…
ГЛАВА V
ПИСАРЬ
На следующий день, пропустив занятия в институте в очередной раз, я отправился в ГПНТБ – самую большую библиотеку города. На первом этаже, уставленного рядами шкафчиков с каталогами книжного фонда, я несколько часов подбирал карточки с изданиями на искомую мной тему. Отыскать то, что мне было нужно, оказалось невообразимо трудно. В советское время подобной литературы по колдовству и чернокнижию не выпускалось. Но я, все же, с помощью консультанта этого отдела – молодой женщины со строгой прической с шиньоном, шишкой обосновавшейся на макушке ее головы, и в черном, строгом костюме своей бабушки - нашел несколько работ по исследованию русского народного фольклора и пару книжечек дореволюционного издания. Поднявшись на четвертый этаж в читальный зал, я заказал библиотекарю подобранные издания и сел на один из свободных столиков в ожидании заказа. В читальном зале – просторном, с высоченными потолками и огромными, вымытыми до блеска, квадратными окнами - было немного народа: за двухместными столиками, стоящими в три ряда, на каждом из которых была закреплен черный светильник с металлическим абажуром, занималось, едва ли, с полтора десятка человек. Здесь было тихо, как ночью в склепе. Иногда, правда, эта, наполненная знаниями, тишина прерывалась, когда кто-то с кем-то тихо или шепотом переговаривался, или шуршали странички серьезных книжек.
ГЛАВА VI
БУМАГИ ОТ ПИСАРЯ
Домой из института я вернулся уже в сумерках. Мама как раз варила вареники, и мне сначала пришлось поужинать. Она села напротив меня и, подперев голову рукой, смотрела, как я ем – вкусно ли сготовила, нравится ли мне? Вареники тогда не продавались пачками в магазинах, в каждой семье их делали сами. Мама умела. У нее получалось вкусно. Вареники были большие, пузатые - с картошкой, шкварками и жареным луком. И густой, как масло, сметаной, которую она ставила рядом с тарелкой отдельно в пиале.
ГЛАВА VII
ПЕРЕВОДЧИК С КИТАЙСКОГО
Ровно в семь вечера следующего дня я стоял у подъезда двухэтажного кирпичного дома, расположенного невдалеке от заводского трубы «Сибсельмаша», напрочь закоптившей близлежащие окрестности, вкупе с еще десятком подобных строений, где проживал советский гегемон. Зачумленный воздух задворок удачно гармонировал здесь с травой и деревьями, покрытых слоем серой сажи. Во дворе этого квартала, под тяжестью амбарных замков, коробились покосившиеся деревянные сараюшки и бугрились погреба. Подобные замки здесь были в моде еще с довоенных времен, когда воровитая шпана, вроде Сашки Покрышкина - ставшего, правда, потом на удивление всему СССР трижды геройским летчиком-истребителем - любила почистить эти сарайки и погреба от излишков продуктов и других полезных вещей. Сейчас же в этих сараях кто-то держал хряка или пяток кур, недорезанных еще со времен Хрущева, который, в свое время издал указ, о запрете разведения всякого там мироедского скота и бестолковой птицы внутри городской черты любого поселения, начинавшегося со статуса поселка городского типа. Вот с тех пор-то и стало дорожать мясо, масло и водка, что было недопустимо при Сталине, когда каждый год рапортовали о снижении цен на прошлогодние ботинки, противогазы, тюбетейки и прочий товар первой необходимости. А ведь как тогда было хорошо нам, школярам! Помню, как по окончанию пятого класса, на предпоследнем занятии мы, с классным руководителем, обсуждали, кто из учеников и сколько возьмет на летние каникулы на вырост совхозных цыплят, которых назавтра привезут в школу, с тем, чтобы осенью вернуть совхозу полноценных курочек. Намерения у учеников были всякие: кто хотел взять всего лишь пяток цыпок, а кто и все двадцать пять. Я лично, только из скромности, вызвался вскормить пятнадцать птичек. Так тогда начинали разворачиваться первые продовольственные программы, а вовсе не во времена Брежнева, как считают некоторые ученые, и никто об этом в те времена не кричал во всю глотку из каждого радиоприемника. Правда, в тот раз нам, примерным пионерам и надежной опорой комсомола, крепко не повезло – совхозная машина застряла на пути в город где-то в бездорожье, и с выращиванием птицы вышел облом. Когда же нам сделали точно такое же предложение после шестого класса, я отказался - затребовал гусят, ибо полагал, что по прошествии года, я порядком повзрослел, набрался новых знаний по птицеводству, и мой статус сильно возрос, да и год закончил я без троек. К сожалению, и в тот раз мне не удалось внести посильный вклад в развитие советского птицеводства, поскольку этот отсталый совхоз не разводил не только гусей, но и даже страусов.
|
